автор: saylor

Когато във стената ужасно се разбих
и казах всичко, дето си мислех във момента,
внезапно се разнесе зад мене шепот тих:
Аз моля не режете все още ваш’те вени.

Когато във стената ужасно се разбих
и казах всичко, дето си мислех във момента,
внезапно се разнесе зад мене шепот тих:
Аз моля не режете все още ваш’те вени.

При тези ваши нерви и слабостта ви май
не е ли по-добре чай или спирт мъничко?
И щом си причинявате увреждане сега
пазете нещо здраво за мъчене да има.

И каза - полегни,
Успокой се, без плач.
„ Не съм враг - разбери
Твой съм - верен палач”.

И не за нощ, а за три
Да отдъхнеме трябва.
Утре ние все-пак
ще работиме двама.

Нещата тук приятно май тръгват, но не зная -
Шегува ли се дявола, че май ми трябва чай?
„Но само, знаете родът ви на палачи аз
Досещате се може би, презирам го обаче”.

Помоли: „Да не ровим в мръсното пране.
Палачеството, то не ме влече и мене.
Но влезте вие в мойто положение –
Аз тука съм на служба, измъчвам аз
служебно.

Не на хората, знайте,
пресмятам главите.
Ваш’та участ е ясна.
Но аз ви завиждам

Няма тук шега никак,
делово гледам аз -
Казвай туй дето искам -
викай кой щеш сeга.

Целия бе обсипан с пърхот бял като сода.
Казваше ми, подсмърчайки в старото си палто:
- Съденият днес има както никой доскоро,
свободата на слово - истинска свобода.

И изоставих неприязънта си остра
И посъчувствах на таз глупава съдба
Как е живота? - той ме пита. - А бе някак...
Защо не пита той: Как е смъртта - след час?...

Моля за извинение,
но да знае палачът
Че когато вися аз,
си усуквам краката.

И дръвникът добре
изметете сега,
Тъй, че мойта глава
не се валя в праха.

Кипна чаят, захар сложи две лъжички.
Мерси! - За нищо! Да не възразите!
Против усукване краката ви ще свият,
А мръсно няма, ние сме с килими.

Ах, наистина ли всичко туй го има!
Изплаках и дори глава превих.
Той бързо шията ми с пръста си опипа
И одобрително примлясна със език.

Пошепна той: сега си трай!
Тук пълно е със „порти”.
Все нещо ще помогна аз,
но не мълчи изобщо.

Щом ти режа краката -
Ерес можиш да викаш.
Да отложа аз краят
по-дълго ще те извивам.

Не е нощ пред присъдата - отдих е за душата!
Но вече не мога утрото да дочакам.
И когато гори ме и извива в дъгата
Весело ще извикам „Миг поспри ти” ! - тогава.

За да не се долавят стонове и вопли
Каква мелодия ще искаш да ти свири?
Към менуетите, признавам, имам
склонност,
Но и Офенбах в колекцията имам.

Щом боли - поплачи,
ако не изтърпиш,
ми намекна палача.
- Ще го имам, предвид.

Ободри ме така той,
ала сам затъжи
съдените ги помнят,
не палачите им.

Разсмя ме с анекдот за гилотината,
Че подражание била тя на топора.
И двора френски даже не подмина,
че хугеноти без да мъчат са изколили.

Той съжаляваше, че туй в Русия e премахнато.
Бе оживен и дати сипеше привично.
Кой, где и как е мъчен точно знаеше.
Тъгуваше за мъчените, дето е мъчил лично.

А преди, - ми каза,
Аз си цепех дърва,
Аз подстригвах и бръснех,
и със пушка вървях.

Харчих сили напусто.
Губех своя талант аз.
А на тази ми служба -
на местото си паднах.

И някак спомни си смъртта на Пугачов той,
И за нагледност сигурно, с ръка сечеше.
А пък палача и не знаеше го кой е -
Образованието му по - слабо беше.

Над чая парата като змийче изви се точно.
Водата духаше, ръцете гря със чаша.
За инквизицията се изказа той със почит.
А за опричниците много топло даже.

Чая пиехме ние,
Изведнъж зарида -
моите жертви, говорят,
все скандали въртят.

Ах как тежки са дните
в участта на палача.
И защо ли пък те
ненавиждат ме значи?

За инструментите ми обясни подробно
Не е тъй страшно - както лекар е палача.
Ала на работа ги скривам аз защото
клиентите излишно да не дразня.

Е случва се таман го нагласиш,
с вода залееш го и Офенбах курдисащ,
А той издебне те и щом се отстраниш.
наплюе те. И дрехата отива

Речи ние крещяхме.
За палачите речи.
Ний за всички палачи
пихме чайове вече.

И се сбърках тогаз.
Как не пукнах крещящ.
Виках аз: - Кой посмя
Да обиди палача?!

Склопи клепачите умората ми смъртна
Разсъмваше се, времето изтече.
Но на мене, пред смъртта макар, потръгна
Такава нощ не пада се на всеки !

Той на прощаване добра нощ пожела ми,
Муха досадна и от рамото ми махна.
Ех, жалко, малко време спомена ще пазя
за този чуден и много добър палач.

© Емил Петров. Превод, 2014



Палач

Владимир Высоцкий

Когда я о́б стену разбил лицо и члены
И всё, что только было можно, произнёс,
Вдруг сзади тихое шептанье раздалось:
«Я умоляю вас, пока не трожьте вены.

При ваших нервах и при вашей худобе
Не лучше ль чаю? Или огненный напиток?
Чем учинять членовредительство себе,
Оставьте что-нибудь нетронутым для пыток.»

Он сказал мне: «Приляг,
Успокойся, не плачь.» -
Он сказал: «Я не враг,
Я - твой верный палач.

Уж не за́ полночь, - за́ три,
Давай отдохнём.
Нам ведь все-таки завтра
Работать вдвоём.»

Чем черт не шутит - может, правда, выпить чаю,
раз дело приняло приятный оборот?
Но только, знаете, весь ваш палачий род
Я, как вы можете представить, презираю.

Он попросил: «Не трожьте грязное бельё.
Я сам к палачеству пристрастья не питаю.
Но вы войдите в положение моё -
Я здесь на службе состою, я здесь пытаю.

И не людям, прости, -
Счет веду головам.
Ваш удел - не ахти,
Но завидую вам.

Право, я не шучу,
Я смотрю делово -
Говори что хочу,
Обзывай хоть кого.»

Он был обсыпан белой перхотью, как содой,
Он говорил, сморкаясь в старое пальто:
«Приговоренный обладает, как никто,
Свободой слова, то есть подлинной свободой.»

И я избавился от острой неприязни
И посочувствовал дурной его судьбе.
«Как жизнь?» - спросил меня палач. - «Да так себе...» -
Спросил бы лучше он: как смерть - за час до казни?..

Ах, прощенья прошу, -
Важно знать палачу,
Что, когда я вишу,
Я ногами сучу.

Да у плахи сперва
Хорошо б, - подмели,
Чтоб моя голова
Не валялась в пыли.

Чай закипел, положен сахар по две ложки.
«Спасибо!» - «Что вы! Не извольте возражать!
Вам скрутят ноги, чтоб сученья избежать,
А грязи нет, - у нас ковровые дорожки.»

«Ах, да неужто ли подобное возможно!» -
От умиленья я всплакнул и лег ничком.
Он быстро шею мне потрогал осторожно
И одобрительно почмокал языком.

Он шепнул: «Ни гугу!
Здесь кругом стукачи.
Чем смогу - помогу,
Только ты не молчи.

Стану ноги пилить -
Можешь ересь болтать,
Чтобы казнь отдалить,
Буду дольше пытать.»

Не ночь пред казнью, а души отдохновенье!
А я уже дождаться утра не могу.
Когда он станет жечь меня и гнуть в дугу,
Я крикну весело: «Остановись, мгновенье, -

Чтоб стоны с воплями остались на губах!»
«Какую музыку, - спросил он, - дать при этом?
Я, признаюсь, питаю слабость к менуэтам,
Но есть в коллекции у них и Оффенбах.

Будет больно - поплачь,
Если невмоготу», -
Намекнул мне палач.
Хорошо, я учту.

Подбодрил меня он,
Правда, сам загрустил -
Помнят тех, кто казнён,
А не тех, кто казнил.

Развлек меня про гильотину анекдотом,
Назвав ее лишь подражаньем топору
Он посочувствовал французкому двору
И не казненным, а убитым гугенотам.

Жалел о том, что кол в России упразднён,
Был оживлен и сыпал датами привычно.
Он знал доподлинно - кто, где и как казнён,
И горевал о тех, над кем работал лично.

«Раньше, - он говорил, -
Я дровишки рубил,
Я и стриг, я и брил,
И с ружьишком ходил.

Тратил пыл в пустоту
И губил свой талант,
А на этом посту
Повернулось на лад.»

Некстати вспомнил дату смерти Пугачёва,
Рубил, должно быть, для наглядности, рукой.
А в то же время знать не знал, кто он такой, -
Невелико образованье палачёво.

Парок над чаем тонкой змейкой извивался,
Он дул на воду, грея руки о стекло.
Об инквизиции с почтеньем отзывался
И об опричниках - особенно тепло.

Мы гоняли чаи,
Вдруг палач зарыдал -
Дескать, жертвы мои
Все идут на скандал.

«Ах, вы тяжкие дни,
Палачева стерня.
Ну за что же они
Ненавидят меня?»

Он мне поведал назначенье инструментов.
Всё так не страшно - и палач как добрый врач.
«Но на работе до поры всё это прячь,
Чтоб понапрасну не нервировать клиентов.

Бывает, только его в чувство приведёшь,
Водой окатишь и поставишь Оффенбаха,
А он примерится, когда ты подойдёшь,
Возьмет и плюнет. И испорчена рубаха.»

Накричали речей
Мы за клан палачей.
Мы за всех палачей
Пили чай, чай ничей.

Я совсем обалдел,
Чуть не лопнул, крича.
Я орал: «Кто посмел
Обижать палача?!»

Смежила веки мне предсмертная усталость.
Уже светало, наше время истекло.
Но мне хотя бы перед смертью повезло -
Такую ночь провел, не каждому досталось!

Он пожелал мне доброй ночи на прощанье,
Согнал назойливую муху мне с плеча.
Как жаль, недолго мне хранить воспоминанье
И образ доброго чудного палача.